Книга Гранатовое зернышко  - Мария Акулова

Амина тогда рассмеялась ему в лицо, потом в него же плюнула и просто пошла дальше по своим делам. Что он ей сделал бы? Силой затащил бы в машину и куда-то увез? Избил бы так же, как Илюшу? Это не пугало. Ничего больше не пугало. Казалось, самое плохое уже произошло. Оказалось, еще нет. И виновником самого страшного был уже не Шахин.

***

Врачам не нравились темпы заживления полученных Ильей травм. Они говорили, что процесс идет слишком медленно. Настолько медленно, что Краевскому было назначено пройти кучу анализов.

Сам Илья, конечно, от них отказывался как мог, но родители с Аминой настояли. Они не отходили от его постели ни на минуту. Всегда кто-то дежурил. Амина иногда ложилась рядом с мужем, обнимала сильно, а потом слушала, как бьется его сердце. Только в такие моменты успокаивалась. Иначе вечно пребывала в тревоге.

А когда пришли результаты анализов, мир рухнул. Рухнул снова, как после избиения, но из-за куда более мощного взрыва.

Врачи обнаружили у Ильи рак. Поэтому у парня и такие проблемы с регенерацией – организм просто не тянет бороться сразу с несколькими вещами.

Услышав подобное, Амина сначала не поверила. Откуда у ее Илюши может быть такая страшная недуга? Он ведь молод и здоров. Он счастлив… Он ее!!!

Но врачи были безапелляционны. Надо срочно начинать лечить… и никаких гарантий.

Лечить начали. От чего именно – Илья знал. Как отреагировал на новость? Так же, как Амина. Ему сложно было поверить в то, что можно загреметь в больницу из-за драки… и уже не выйти из-за рака.

Конечно, Амина с Людмилой Васильевной искренне верили в то, что сына и мужа удастся спасти, но…

Не удалось.

Лечение длилось два месяца. Шансов на выписку у него, к сожалению, не было. Травмы усугубляли состояние, а еще вытягивали силы.

И за это Амина возненавидела Шахина еще больше. Конечно, не случись с Ильей эта драка, они еще долго не подозревали бы, что их догнала болезнь, но не будь этих чертовых переломов, ссадин и синяков – у него ведь было бы больше сил на то, чтобы бороться.

Амина до последнего верила в то, что он сможет. Жила в его палате, целовала каждое утро и перед сном, и верила.

Видела, как он худеет, как сереет кожа, как начинает чувствовать боли, но верила.

А иначе как? Она понятия не имела.

Он несколько раз пытался завести с ней разговор о том, что будет после, но Амина противилась изо всех сил – злилась, убегала, стирая с лица гневные слезы, а потом рыдала, стоя во дворе больницы, прислонившись лбом к дереву.

«После» для нее не существовало. Для нее даже «если» не существовало. Она ждала, когда он выздоровеет и вернется домой.

– Амина, я люблю тебя…

И эти слова произносить он стал чаще. Но если раньше Амина слышала в них жизнь и перспективы, то теперь он будто пытался компенсировать. Наговорить на все те годы, когда говорить уже не сможет.

Ему становилось хуже, хуже становилось ей. Она хотела помочь – хотела бы себя отдать за него, но такие сделки почему-то не совершались.

Она забросила учебу и работу. Ее никто не обвинял, все будто замерли в ожидании атомного взрыва, который непременно должен был произойти.

Когда Илье стало совсем плохо, когда он не мог уже делать вид перед родными, что сильный, смелый, идет на поправку, когда, пожалуй, он сам смирился со своей смертью, попросил маму принести ему альбом и ручку.

Через день оказалось, что одной ручки было мало. Как и одного альбома.

Три дня он писал письма родным. Письма прощальные. Каждому свое – папе, маме, брату, Амине. Писал, попросив никого не заходить в палату. Писал, деля свою душу на части и оставляя эти части тем людям, которых так боялся бросить. Молодость боится смерти. Но не меньше молодость боится разочаровать тех, кто возлагал на нее надежды. Илья считал свою смерть именно таким разочарованием…

– Аминушка…

– Ммм? – как-то, в один из последних его дней, они лежали с Аминой на Илюшиной больничной койке, она вновь слушала его сердце, которое больше не билось так быстро и сильно, как раньше.

– Ты приходи ко мне по средам, хорошо? Хотя бы сначала… Недолго, но все же…

Она ничего не ответила, только расплакалась у него на груди. Ну что тут ответишь? Как оторвать от себя половину по живому и отдать ее? Он был ее половиной.

Он был… а однажды утром умер.

Амина не помнила ни похорон, ни последующих двух недель. Ее силой и умом стали свекры. Людмила, переживавшая, пожалуй, не меньшее горе, оказалась намного сильней, чем она. Эта женщина выжила тогда за двоих – и за себя, и за Амину. Николая тогда сильно подкосило, но и он выстоял.

Самой слабой оказалась Амина. И она ненавидела себя за это позже. Позже, когда проснулась как-то утром в их с Ильей кровати и поняла, что все… Его нет. А она… к несчастью, еще жива. И жить пришлось.

Ведь он так просил об этом. Так сильно просил.

Амина далеко не сразу решилась прочесть его письмо, адресованное ей. Десяток раз закрывалась в комнате, опускалась на кровать, прикладывала запечатанный конверт к груди и не решалась. Прочесть письмо значило отпустить его.

А она не могла – не хотела.

Она каждую среду приходила на его могилу. Касалась губами креста, а потом садилась на лавку и говорила о чем-то, то и дело вытирая слезы.

Они не успели налюбиться. Не успели родить детей, не успели съесть их общий пуд соли. Теперь Амине предстояло есть его одной. За двоих.

Краевская решилась прочесть письмо только через два месяца. Было невыносимо больно. Он будто заново жил, а потом заново умирал. И просил о невозможном – живи… танцуй… люби…

А она не хотела, не могла. Она каждый день просыпалась, чтобы в очередной раз почувствовать, как обрывается сердце, когда приходит осознание – его нет…

Так длилось полгода. Ничто не могло вселить в нее жизнь. Амина существовала от среды до среды. От поцелуя его креста, до поцелуя. Она зачитала прощальное письмо до дыр и выплакала все слезы. Ушла из училища, не бросила только работу – не могла позволить себе повиснуть на шее Краевских.

Повторялось то время, когда она только приехала в Краснодар. Она снова рыдала в комнате днями напролет, а ее милые старики не знали, что с ней делать.

Рана начала затягиваться через шесть месяцев. Илья все меньше снился. Письмо все реже доставалось из верхнего ящика комода.

Амина считала это неправильным, исправно ходила к нему в гости по средам, но и бередить рану бесконечно не могла.

Тогда же она впервые рассмеялась после долгого времени – над шуткой Николая, чем сделала его небывало счастливым. Тогда рискнула разобрать Илюшины вещи… Тогда впервые задумалась, что делать дальше…

– Амиша, мы любим тебя, ты знаешь это, – они с Краевскими даже совещание по этому поводу провели. – И мы хотим, чтобы ты двигалась дальше…